Комар косу не подточит В Нижнем Новгороде вывели Горького на балетную сцену

На сцене Пакгаузов в Нижнем Новгороде состоялась премьера «Горький. Балет» — совместного проекта Нижегородского театра оперы и балета и фестиваля современной хореографии «Context. Diana Vishneva». Одноактные балеты по пьесе «На дне» и поэме «Девушка и смерть» поставили соответственно Павел Глухов и Кирилл Радев. Многоликости балетного Максима Горького удивлялась Татьяна Кузнецова.

«Горький. Балет» считается единым спектаклем, хотя ничего общего между «первым» и «вторым» актами нет. Разве что огромные макеты валунов, которые художник Анастасия Нефедова раскидала по сцене и развесила над первыми рядами партера. Ну и общая фигура Рассказчика. Впрочем, в спектакле «На дне» он почти не заметен — скромно прячется в тени у задника. Во «втором акте» — «Девушке и смерти», сочиненной хореографом Кириллом Радевым на музыку шубертовской «Смерти и девушки» (Струнный квартет №14) — Рассказчик чуть ли не главный герой. И хотя артист Евгений Коршунов одет в современные брюки и рубашку, его рост, усы и прическа недвусмысленно намекают на портретное сходство с молодым Горьким. И это единственный мужчина в балете: тут нет ни горьковского царя-тирана, приговорившего девушку к смерти, ни парня, любовь к которому привела ее на грань гибели. Мужчины остались невостребованными, потому что две женщины, Любовь и Смерть, не просто самодостаточны, они едины. Поскольку по концепции хореографа олицетворяют «единство и борьбу противоположностей».

При такой интерпретации поэмы хореографа подстерегала опасность в виде неизбежного гендерно-однородного дуэта Девушки и Смерти, весьма рискованного при нынешних законах. Однако хореавтор ее избежал. Выручил «Горький»: он вклинился в дуэт Девушки и Смерти после первых же — без прикосновений — совместных пассов балерин. Впрочем, равным вниманием Рассказчика героини не пользовались. Цветущую Девушку в красно-белых «спартаковских» плавках и стилизованной вышиванке он явно предпочитал сухощавой красной Смерти в седом косматом парике. Так что, несмотря на зазывное латексное мини с супрематическими полосками и длинной бахромой, той оставалось только завистливо застыть за валуном в позе паука.

Главной неожиданностью балета оказалась четверка солистов, изображающих Комаров. Идейное значение этих вертлявых созданий в красных гольфах и щетинистых очках-масках осталось непроясненным. Не исключено, что явлению насекомых мы обязаны скрипичной партии квартета Шуберта: чрезвычайно виртуозная и высокая по тембру, она вполне могла вызвать у хореографа ассоциации с жужжанием комара. Смерти с Любовью так егозить невместно, поэтому в темповых частях квартета резвятся диковинно одетые Комары, коряво выделывая всякие антраша и па-де-ша вкупе с двойными рондами в воздухе и смазанными от возбуждения пируэтами. В одном из лирических эпизодов они, гримасничая, надувают красные шарики над головами музыкантов, сидящих на уровне партера (прекрасный женский квартет из ныне прописанного в Нижнем оркестра La Voce Strumentale при этом сохраняет полнейшее самообладание), и вполне возможно, что вся эта клоунада насекомых призвана снизить романтическую патетику поэмы, хотя ниже того плинтуса, куда опустила персонажей и «Горького» художница Нефедова, упасть, казалось бы, невозможно. Однако контрасты финала превосходят всякие ожидания: панель задника, скрывающая стеклянную стену Пакгауза, отодвигается — мы видим набережную Волги с Кремлем на другом берегу, у самой стены на гигантском искусственном валуне сидит и смотрит вдаль некая девушка в парике, а на сцене «Горький» взрывает хлопушку с золотыми блестками под единодушное ликование Девушки, Смерти и Комаров.

Что было бы прискорбно, поскольку открывающий вечер спектакль «На дне», поставленный Павлом Глуховым на музыку Первого струнного квартета Николая Мясковского,— явление иного порядка. Правда, и здесь постаралась Анастасия Нефедова, одевшая обитателей ночлежки с провинциальной гламурностью — в малоподвижные, сложно скроенные брючные костюмы, пиджаки и платья («50 оттенков серого» плюс малиновые вставки для «страсти»). Ей вторил художник по свету Стас Свистунович, щедро заливавший сцену вместе с валунами то кроваво-красными пятнами, то ядовитой трупной зеленью, то порочным фиолетовым, хотя темпераментная хореография Павла Глухова в эстрадных эффектах вовсе не нуждалась.

Постановщик «пересказал» Горького с максимально возможной обстоятельностью. Разве что изъял из балета Луку вместе с темами христианства, убрал полицейского и еще несколько непринципиальных персонажей и объединил боевитую проститутку Настю с кроткой Наташей в один сложносочиненный персонаж. Не убоявшись нарративности, но с легкостью избежав иллюстративной пантомимы, балетмейстер Глухов сочинил каждому ночлежнику личную пластическую характеристику, особо выразительную для Актера (в этой роли блистателен экспрессивный, изумительно точный японец Сюго Каваками). Бесчисленные диалоги-дуэты отличаются не только по тональности и взаимоотношениям партнеров — они контрастны по типу движений, подбору поддержек и технике танца. В квартетах и трио каждый персонаж также наделен собственным языком и преследует собственные цели, а многофигурные ансамбли, взрываясь агрессивной непредсказуемостью, поставлены с той расчетливой хаотичностью, которая позволяет разглядеть их во всех деталях.

Хореограф Глухов, в балетных гимназиях не обучавшийся и до недавних пор ставящий преимущественно в современных компаниях, в трех своих последних работах, сделанных для стационарных театров с балетными труппами, демонстрирует удивительное умение работать с «классиками». Он не пытается обратить их в «современников», навязав им технику, которой они не обучены, но открывает возможности, неведомые им самим. При этом совершенствуется и собственный язык балетмейстера, использующего козыри профессионалов в виде красивых ног и тел, большой растяжки и гибкости, а также знания академических законов движения и приемов танца.

Именно так — с приходом постановщиков-варягов на балетные сцены — уже три десятилетия развивается современный балет в Европе: не знающий классических па «дикарь» Анжелен Прельжокаж своим «Парком» совершил революцию в Парижской опере, «инопланетянин» Уэйн Макгрегор и вовсе стал главным хореографом лондонского Королевского балета. Оптимизм по поводу аналогичной работы Павла Глухова с разными труппами проявлять пока рано: хореограф завален заказами и рискует, что называется, заштамповаться. Однако свет в конце тоннеля все-таки блеснул — как в щели на заднике, приоткрывшей вид на набережную Волги в финале спектакля. Вот в эту щель и выбросился самоубийца Актер.

Ссылка на источник: https://www.kommersant.ru/doc/6820947

Античный трагифарс Тимофей Кулябин поставил в Эпидавре «Ифигению в Авлиде» Еврипида Чтоб сказку сделать Пермью Выходит на экраны «Культурная комедия» Владимира Котта