Новые дневники Выбор Игоря Гулина

Издательство libraПеревод Светлана Субботенко

В 1914 году Стефан Цвейг еще не стал той мировой звездой, какой он окажется в 1920-х, но в родной Австрии уже считался крайне влиятельным литератором. Как это было с большинством европейских писателей, начало войны, позднее названной Первой мировой, вызвало у него прилив пламенного патриотизма. Цвейга признали негодным к строевой службе, но он все равно хотел помочь родине, устроился в департамент прессы и на протяжении всей войны писал патриотические очерки и фельетоны, иногда оставаясь в Вене, а иногда посещая фронт (часть этих текстов напечатана в приложении к книге). Одновременно с тем он писал дневник. Начинается он с самой мажорной ноты, и патриотические настроения первых месяцев войны так и не исчезают до конца: Цвейг продолжает праздновать победы австро-венгерской и немецкой армий, отмечать бодрость народного духа и так далее. Однако довольно скоро вступает вторая мелодия: разочарование, ощущение предательства глупого и коррумпированного командования, чувство бессмысленности происходящего, желание, чтобы этот бред поскорее закончился. Одна тема не замещает другую, они звучат параллельно, и именно эта противоречивость делает дневник Цвейга любопытным документом.

Издательство Ивана ЛимбахаПеревод Анатолий Егоршев, Елена Смолоногина

Дневник Фридриха Кельнера, судебного инспектора небольшого городка Лаубах,— необычный документ немецкой истории. Мы привыкли ассоциировать с мелкими чиновниками Третьего рейха арендтовскую идею банальности зла — бездумного выполнения заданий бесчеловечной системы. Кельнер же представляет нечто вроде «банальности добра». Он не совершал геройских поступков, но искренне ненавидел гитлеровский режим, по мере сил боролся с несправедливостью (в том числе защищая евреев), считал своим долгом фиксировать преступления власти — преступления как физические, так и духовные — тот эффект, который нацизм оказывал на сознание граждан (отсюда название книги — «Одураченные»). Кельнер был уверен, что амбиции Гитлера окончатся поражением Германии, и с первых дней войны писал хронику падения рейха. Судьба автора и его дневника после конца войны тоже примечательная. Еще в 1930-х Кельнер отправил единственного сына в Америку; тот вернулся в конце войны, запутался в каких-то махинациях на черном рынке и покончил с собой. Кельнер впал в депрессию и начал понемногу уничтожать свой архив, пока в 1960 году его внезапно не нашел внук — молодой американский моряк. Он вернул деда к жизни, заставил превратить его записки в настоящую книгу и впоследствии добился их издания.

Издательство Европейского университета

Поэт Михаил Красильников был одной из центральных фигур первого поколения ленинградского андерграунда — в силу, кажется, не столько своего литературного таланта, сколько обаяния личности, умения играть роль заводилы в разнообразных эскападах. В 1952 году (еще при Сталине) Красильникова вместе с двумя друзьями выгнали из комсомола после того, как те пришли в университет в русских национальных костюмах и конспектировали лекцию гусиными перьями, попивая квас. Спустя еще четыре года (сразу после венгерского восстания) поэта приговорили к четырем годам лагерей за то, что тот якобы выкрикивал антисоветские лозунги на ноябрьской демонстрации. Скорее всего, лозунги были просто абсурдными: Красильников и его друзья были задорными провокаторами, а не серьезными диссидентами. Среди прочих бумаг при аресте были изъяты дневники. Материалы, добытые в архиве петербургского ФСБ, и составляют книгу. Дневник начинается в 1951 году: автору 18 лет, он заканчивает школу в Риге и пишет стихи в духе «Вечер. Полосочка месяца узкая. / Небо раздалось, раскинулось вширь. / Край дорогой. Сторона моя русская! / Родины милой могучая ширь!». Заканчивается он, собственно, в 1956-м: Красильников — типичный богемный юноша. Он очень много пьет, довольно плохо учится, бессистемно страдает по девушкам, обсессивно собирает книги и читает все от Хлебникова до Селина, пишет наивные неофутуристические тексты. Никакого андерграунда еще не существует, но можно понять, на какой почве он возникает.

Издательство No Kidding PressПеревод Мария Красовицкая

Издательство No Kidding Press выпустило уже шестую книгу нобелевской лауреатки 2022 года, одной из главных фигур в мировой моде на автофикшен французской писательницы Анни Эрно. Большая часть книг Эрно — вполне нарративные романы, однако впервые опубликованный в 1993 году «Дневник улиц» — вещь более свободной формы. Еще одно отличие: тут не так уж много самонаблюдения, больше — наблюдения за другими, случайными встречными, не влияющими на жизнь автора, но проходящими сквозь нее. Это действительно дневник; Эрно начала вести его в 1985 году, когда поселилась в Сержи-Понтуаз, небогатом пригороде Парижа, мало похожем на те старинные города, к которым она привыкла. Эти записи — способ освоить для себя новое пространство, вчувствоваться в незаметных людей и обыденные, некрасивые вещи, увидеть между ними влечения и напряжения — классовые, национальные, эротические и прочие и прочие. Такое письмо — еще не совсем литература, но поиск точек ее роста.

Издательство Все свободны

Документальный роман (или «антироман», как указывает подзаголовок) живущего в Петербурге Евгения Алехина тоже легко пометить грифом «автофикшен», но тут другая генеалогия: не Эрно и Оливия Лэнг, а Буковски с Лимоновым. Несмотря на то что Алехин выпустил уже пару десятков книг, входил в шорт-листы нескольких премий, он больше известен не как писатель, а как рэпер — участник групп «Макулатура» и «Ночные грузчики». Репутационная диспропорция объяснима: книги Алехина отчетливо субкультурны. Не в том смысле, что их может не понять читатель, плохо знакомый с русской рэп-сценой. Скорее — в смысле интонации: человек, читающий их, должен решить, принадлежит он или нет подразумеваемому сообществу своих. В этом смысле классики модернизма — Юнгер и Жене, Пессоа и Боулз, не раз поминаемые в этой книге,— играют ту же роль, что названия клубов или альбомов: книги ощущаются как маркеры принадлежности к кругу, объединенному вкусами и взглядами. «Календарь II» — как раз такое субкультурное произведение, подчеркнуто уязвимое, несмотря на дерзость манеры. Уязвимость тут и в самом сюжете: давно и крепко пристрастный к алкоголю писатель решает не пить целый год. Предприятие это требует воли и самоотчета. Алкоголь он пытается заменить книгами, и дневник трезвости становится дневником чтения.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Ссылка на источник: https://www.kommersant.ru/doc/6834141