«О расставании как о хеппи-энде» Любовь Мульменко о своем фильме «Фрау»

В прокат выходит «Фрау», второй фильм режиссерки и сценаристки Любови Мульменко («Дунай», «Купе № 6», «Разжимая кулаки») с Лизой Янковской и Вадиком Королевым в главных ролях. Главный герой Ваня — одинокий ретрочеловек, который слушает советскую музыку, работает в магазине «Охотник и рыболов» и мечтает встретить свою фрау, как он называет всех женщин, чтобы создать семью. Странноватый, но добрый Ваня случайно знакомится с Кристиной, примой Пермского театра, которая живет с мамой и бабушкой и встречается с глубоко женатым травматологом. Фильм «Фрау» — о том, как два абсолютно разных человека начинают жить вместе, ломая друг друга, потому что с детства знают о том, что главное — это семья. О советском рыцарстве, локальном патриотизме, сказочности и реальности Любовь Мульменко рассказала Константину Шавловскому.

Если попробовать определить жанр фильма «Фрау», то что это будет?

Для проката нам нужно было выбрать конкретное слово, мне предлагали вариант «мелодрама», но он, по-моему, не подходит. В итоге мы остановились на формулировке «драма, комедия». Мне было важно, чтобы «комедия» каким-то образом присутствовала в этом жанровом облаке тегов.

Лирическая комедия?

Данелия, кстати, не зря придумывал для каждого своего фильма отдельное жанровое определение. Вообще, Данелия для меня тут какой-то важный пример интонации. Но опять же в словосочетании «лирическая комедия» главное слово — комедия, а «Фрау» — комедия все-таки не в первую очередь, а через запятую.

Я-то ждал, что ты произнесешь слово «сказка».

А, это моя хитрость на самом деле. Когда фестиваль «Маяк» попросил сочинить для каталога пару строчек о фильме, я решила, что нужно помочь зрителям сориентироваться и вбросить какой-то понятный ключ. Поэтому я написала: «Мы сняли сказку, смешную и печальную». И это сработало — все начали про сказку писать в рецензиях, иногда даже чересчур буквально это воспринимая. «Фрау» — только в переносном смысле сказка, это все-таки не «Новогодние приключения Маши и Вити».

Тем не менее сложно не заметить, что сегодня сказка стала главным экранным жанром, начиная от новогодних блокбастеров и российских сериалов и заканчивая фильмом Александра Николаевича Сокурова. Как тебе кажется, «Фрау» — часть этой тенденции?

«Фрау» — это экранизация рассказа, который я написала в 2015 году, когда тенденции были другими. Тогда, наоборот, мне кажется, снимали больше драм в гиперреалистичном ключе. А с прототипом главного героя «Фрау» я вообще дружила, когда мне было 18 лет. Короче, это очень старая история.

Но и Кир Булычев, и «Чебурашка» тоже истории старые, просто они стали востребованы здесь и сейчас.

Да, конечно, я тоже расчехлила свой рассказ, получается, в 2021 году. Но у меня точно не было никакого сознательного решения переключиться на рассказывание сказок. Мне просто хотелось сделать что-то принципиально непохожее на мой режиссерский дебют «Дунай». А «Дунай» — это прямо true story, где я очень гналась за аутентичностью на всех уровнях. Во «Фрау» я осмелилась сделать что-то, наоборот, условное-условное, с другим актерским существованием в кадре. Отсюда в том числе и возникла вся эта сказочность.

Если все же рассматривать «Фрау» как часть этой тенденции, то почему, как тебе кажется, она сейчас появилась?

С одной стороны, реальность по юридическим причинам сейчас невозможно достоверно описывать и показывать в кино. А с другой стороны, люди в этой реальности, которую достоверно нельзя описывать, живут, и когда они идут в кино, они вряд ли хотят еще раз испытывать ужас от столкновения с ней. Думаю, на поверхности — вот эти два фактора. Но это я о причинах возникновения тренда рассуждаю. «Фрау» все-таки возникла без оглядки на этот контекст.

А почему было важно, чтобы «Фрау» была максимально непохожа на «Дунай»?

Во-первых, у меня накопилась усталость, и зрительская и авторская, от игрового кино, которое имитирует реальность, в том числе и на уровне киноязыка, играя в такую подсмотренную и небрежно смонтированную жизнь. А во-вторых, я решилась взять на себя больше ответственности за визуальное решение фильма и изобретение мира, который в нем показан.

Эта усталость от документальной манеры съемки связана с невозможностью имитировать реальность, которую нельзя достоверно показать?

Да просто невозможно, чтобы какое-то эстетическое решение годами обслуживало кино. Триер, Дарденны и даже локальные их последователи вроде Германики с сериалом «Школа» — это ведь 100 лет назад было. Съемка, имитирующая док, стала в свое время необходимой примерно по тем же причинам, что и «новая драма». Это все возникло как ответ на чересчур выхолощенную кинокартинку, неправдоподобных героев и надуманные коллизии, на слишком оторванные от реальности театральные постановки. И в начале нулевых все это выглядело дико свежо, а потом в какой-то момент гиперреализм в кино уже начал раздражать, и на этом методе многие стали паразитировать. Ведь на самом деле снять кино ручной камерой под док легче, чем придумать его покадрово. Это даже производственно проще и дешевле.

Но если почитать дневники Люка Дарденна, то мы увидим, что у них имитация реальности решена математически, там с мизансценами все в порядке и движения камеры совсем не случайны.

Да, я считаю, что замахиваться на имитацию реальности в принципе можно, только если ты работаешь, как Дарденны. А мы в «Дунае» делали совсем не как Дарденны, и на монтаже нам пришлось очень сильно постараться, чтобы компенсировать все то, что мы не догадались продумать заранее. Хотя этот способ съемки был адекватен и героям «Дуная», и его вселенной, и тому, какими были мы, когда снимали это кино.

Насколько твой рассказ «Фрау» при всей его сказочности достоверен? Сколько в нем реальности?

Я всегда так мелко шинкую и из такого количества ингредиентов леплю, что мне сложно на этот вопрос отвечать. Разумеется, я за собой наблюдаю всегда, и если я показываю жизнь какой-то пары, то я тащу туда мелкие детали из разных своих отношений. Предположим, человек не мог заснуть без того, чтобы включить какую-нибудь аудиокнижку на ночь. Я беру от него эту деталь, а больше ни одной не беру. Или во «Фрау» мне было важно передать привет моей покойной бабушке — она тоже, как и бабушка главной героини, была эпидемиологом и тоже под конец жизни стала очень набожной. Хотя если думать о прототипе главной героини, то я понятия не имею, есть ли у нее бабушка. Просто я наблюдала такую пару, в которой девушка пыталась переделать хорошего парня. Хорошего, но, к сожалению, недостаточно сильно, видимо, затронувшего ее чувства. И она пыталась как-то его отмыть, переодеть, вкусы ему какие-то другие привить, и ничего этого не вышло. И, в общем, если я достаточно хорошо придумала персонажей, то я могу уже, как нейросеть, генерировать их речь или предполагать, как они отреагируют в той или иной ситуации. Главное, сначала досыта накормиться «донорским» материалом, загрузить в себя и переварить эту базу данных. Это как будто ты выучил иностранный язык и можешь на нем предложения строить. Вот я сначала накапливаю и формулирую этот язык, а дальше начинаю на нем писать.

Насколько тебе важно было, что действие происходит в твоей родной Перми?

Мне нужен был город, рядом с которым есть богатая природа, где минимальная дистанция между людьми и всеми этими лесами-горами-реками. Где у всех дома есть палатки и спальники, у кого-то удочки, и люди летом на выходные уезжают на природу. В Перми это вопрос одного часа на электричке. Потом, поскольку героиня Лизы Янковской — балерина, а Пермь — это третий балет в России, то ей есть где там танцевать. А еще, поскольку герой Вадика Королева очень любит все старенькое, мне нужно было, чтобы в городе, где мы будем снимать, сохранились, например, дворы пятиэтажек со старыми детскими площадками. Но, если совсем честно, то сложно сказать, это Пермь мне подходила или все-таки я себе Пермь сразу и представляла, и поэтому, ну разумеется, она мне подошла. Наверное, второе. У меня в принципе есть такой малый патриотизм, и когда меня спрашивают, откуда я, я всем гордо отвечаю, что родилась на Урале.

Почему тебе важно было отправить героя Вадика Королева в такое неопределенно-советское прошлое: живет он в бабушкиной квартире, слушает советскую музыку, и, вообще-то говоря, представление о рыцарстве у него тоже очень советские.

Конечно, и мы с Вадиком про это говорили. Что на самом деле Ваня очарован не Средневековьем и рыцарством, а тем, как издательство «Детская литература» об этом рассказывало и какие иллюстрации рисовали советские художники. И это как раз то, что я взяла от прототипа главного героя. Он каким-то невероятным образом, хотя он достаточно молодой человек, почему-то все это любит. В Советском Союзе была ведь идея советского человека, условно говоря, дяди Степы — милиционера, которая не имела отношения к советской действительности. И советский образ рыцарства тоже оторван от исторической реальности. С помощью фильмов и книг советские люди отдыхали от своей реальности так же, как сейчас наши современники отдыхают на сказках в кино. И, наверное, можно сказать, что я сняла сказку о чуваке, который, в свою очередь, увлечен сказками, которые сочинял Советский Союз про советских людей. Знаешь, моя любимая университетская преподавательница, когда посмотрела на Вадика Королева во «Фрау», сказала, что он похож на красивых и добрых советских мужчин, какими их показывали в кино. В реальной жизни, говорит, они особо не попадались, а попадались какие-то мудаки, а вот в кино придешь — и там они все такие. У Вадика и правда лицо из советского кино. Мне кажется, я это и искала.

Когда смотришь на Вадика и Лизу, кажется, что сценарий писался на них. А как на самом деле?

А на самом деле Вадика у меня вообще ни в каких дримкастах не было, я думала про Юру Борисова и представляла себе в этой роли только его. И когда Борисов отказался сниматься, я была в полной растерянности. Причем я понимала, что мне сложнее будет найти Ваню, чем Кристину. А с Лизой было так: я думала о ней, но из-за того, что я хотела снимать Борисова, после фильма «Подельники», где Юра с Лизой играют пару, решила, что не хочу повторяться. И когда Юра отвалился, я сразу Лизу и позвала. И дальше мы начали уже Лизе искать мужика. Приходили разные хорошие артисты, но, когда мы делали парные пробы, становилось понятно, что Лиза вот этого Ваню сожрет просто, а вон с тем у них не возникло взаимного интереса, а так нельзя. Вообще, кастинг — это этап, где опаснее всего ошибиться. Потому что если ты правильно всех выбрал, то дальше вы чего-нибудь из этого да сделаете. А если выбрал неправильно, то дальше что уже ни делай — не получится кино.

Во «Фрау» у тебя не просто два разных по темпераменту и манере игры артиста, они еще и по-разному сняты.

Да, мы так с оператором Артемом Емельяновым решили, что будем снимать Ваню и его мир очень симметрично, статично и монтажно. А мир Кристины — более динамично и естественно. При этом постепенно грань между этими мирами стирается: когда Ваня и Кристина уже соединились, соединяются визуально и их миры. Дальше мы уже исходили из каждой конкретной сцены, как ее нужно снимать, но да — за каждым героем был закреплен свой способ съемки.

На что ты стилистически опиралась — Данелию ты уже упомянула, а что еще? Критики пишут про Уэса Андерсона, но мне кажется, что такие аберрации из-за обоев и симметрии в мире Вани.

Я помню, что на питчингах я называла «О теле и душе» Ильдико Эньеди, потому что там тоже такие немножко странные аутичные ребята сталкиваются. Еще я упоминала «Страну 03» Василия Сигарева, как ни удивительно. И у меня в скобочках было написано «диалоги» и «интонация». Потому что главная героиня «Страны 03» Лена Шабадинова со своим специальным способом существования — она для меня немножечко как Ваня, у которого тоже есть своя поэтическая манера речи. Мне даже кажется, что Ваня и Шабадинова, если бы они познакомились, нашли бы общий язык, тем более что они уральские ребята. Андерсон тоже у меня был среди референсов, как раз в смысле такой серьезной композиционной продуманности. Но вообще я, конечно, не хотела быть на кого-то похожей. Думаю, мне в целом в кино помогает отсутствие профильного образования и умеренная насмотренность. То есть я много всего смотрю, но и пробелов у меня тоже очень много.

Кристина в фильме последовательно разбирается с фигурой отца. Прямо видно, как драматургически расставлены сцены: она сначала с матерью приходит на могилу отца, потом на свадьбе подруги наблюдает ее медленный танец с отцом, потом говорит с отцом Вани. Это какой-то важный и личный мотив?

У меня самой рано умер отец, а до этого они с мамой развелись, это как раз автобиографическая деталь. И очень понятная мне история: когда ты вдруг понимаешь, что, блин, твой папа никогда не потусуется у тебя на свадьбе. Вот всякое с тобой может произойти, может, ты в космос полетишь, как Юлия Пересильд, нельзя зарекаться, но чего-то с тобой уже гарантированно не будет. Чего-то важного и такого, на что ты имеешь право как человек, который у кого-то родился. И это очень обидная вещь. Потому что это уже не переписать. В общем, да, меня интересует эта тема. И мне кажется, что это во многом объясняет поведение Кристины. Потому что, когда ты растешь без отца, это значит, что ты живешь с женщинами. И пока ты маленькая и у тебя нет своего опыта общения с мужчинами, ты информацию о них получаешь из того, что тебе говорят мама и бабушка. И я не знаю, насколько это получилось в фильме показать, но в Кристининой семье, как и в моей собственной, какое-то удивительное комбо из такого культа мужиков и презрения к ним. То есть когда он появляется и чинит кран, то все вокруг него прыгают. При этом тебе одновременно транслируют, что мужчины — это зло, это опасно и как бы на хрен надо. Но вот если он возник и еще не успел никого обидеть, то этому мужчине автоматически полагается больше привилегий, чем тебе. И это просто взрывает башку девочки, потому что непонятно, мужчины все-таки классные, лучше нас и им нужно прислуживать или мужчины — враги и нужно их избегать? Казалось бы, невозможно одновременно поклоняться мужчинам и презирать их. И тем не менее именно такие двойные сигналы Кристине подаются с детства, и она эту шизофреническую ситуацию как-то, в общем, и пытается разрешить.

Вопрос, конечно, запрещенный, но о чем получился фильм «Фрау» для тебя?

Мне кажется, что смысл фильма идеально пересказывает эпизодический персонаж, соседка Вани по столу на свадьбе, на которую они пришли гостями с Кристиной. Она ему там присела на уши, мы попадаем на середину разговора и слышим буквально следующее: «Бывает, что живешь с человеком годами и он тебя бесит, а ты сдерживаешься. Потом тихонечко говоришь себе: Тома, это все. И столько сразу сил освобождается. Потому что терпеть не надо, понимаешь?» А Ваня говорит: «Не понимаю, зачем жить, если не любишь». И эта Тома ему отвечает: «Я тебя умоляю, полстраны так живет». «Фрау» — это фильм о том, как хотя бы два человека так жить перестали. О расставании как хеппи-энде.

В прокате с 14 марта



Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Ссылка на источник: https://www.kommersant.ru/doc/6535992

«Коммунальность в сфере идей ни к чему хорошему еще не приводила» Иосиф Бродский о том, как не жить общественной жизнью От утопии до ящика Как советское телевидение замещало зрителям политику